Дорога была легкой. Лето дарило желание двигаться вперед, дышать полной грудью, жить и творить. Строки сами собой приходили на ум, успевай только записывать. Пальцы даже в пути заботливо перебирали струны наигрывая чудесную мелодию. Как хотелось положить на нее слова, исполнить самую сладкую, самую трепетную серенаду, за которую многие кавалеры согласились бы отдать приличную сумму, которая смогла бы заставить воспылать чувства. Сумерки подкрадывались, обступая со всех сторон. Тени удлинялись. Решив отложить творческий процесс до ночи Цираночка убрала лютню за плечо, дабы не привлечь к себе внимание разбойников и чудовищ.
Дорога вильнула к лесу, прижалась к пушистым кленам, лизнула их корни и боле не отступала. Такие чудесные места, часто привлекали всякий сброд. Потемневшее небо намекало на то, что в тенях деревьев может прятаться кто угодно. Нужно было проявить осмотрительность и внимание. За время своих, пока еще не столь многочисленных, путешествий Присцилла набралась осторожности и кое-какого опыта. На широкой дороге кого только не приходиться встречать. Как правило, она успевала прибиться к купцам или наемникам, прогуливалась по чудесному краю в сопровождении. Наигрывала союзникам героические баллады днем, а умиротворяющие мелодии перед сном. Одной ей доводилось скитаться не часто.
Ночное небо раскинулось над головой бескрайним морем. Лодочки-звезды перемигивались друг с другом. Бледный молодой месяц был похож на перевернутые качели. Страстно захотелось прокатиться на таких, Умыться водами небесного моря, сшить себе платье из звезд. Хотелось вырастить крылья и попытаться долететь до них, как мотылек, к огню. Прекрасная картина будоражила, вызывала бесчисленное количество метафор и желаний. Появилось обманчивое ощущение спокойствия и волшебства. Как будто, сегодня ничего не может произойти, не под таким чарующим небом.
Дорога вильнула уходя вглубь леса, прошивая его иглой насквозь, Присцилла же решила, не пробираться через него в потемках. Осмотревшись, решая куда бы свернуть, где поискать уютную поляну для сна и по пути собирая сушняк для костра, к своему удивлению она увидела огонек, чуть правее, недалеко от поворота. Видимо, подобные желания преследовали не только ее.
Пробираться по ночному лесу к небольшому маяку было не самым простым занятием, но гонимая любопытством, она пошла на этот шаг. То тут, то там встречались коварные корни деревьев, ветки спешили ослепить, однако Цираночка справилась со своей задачей. Она остановилась на краю, куда свет от костерка не доставал и замерла, желая понять, кем на сегодня украдено это райское место, позволит ли этот Некто присоединиться, обрадуется ли компании незнакомки, а главное, можно ли ему доверять. На поляне находился мужчина в ярких одеждах, по моде. Можно было задаться вопросом безопасна ли затея присоединиться к нему этой ночью, если бы не замеченная лютня. Картинка сложилась, этим незнакомцем - оказался бард.
Компании конкурента Присцилла не была бы рада в любой деревне и даже самом большом городе. Она не хотела бы делиться заработком, аудиторией и вниманием. Но сейчас, в лесу, среди высоких деревьев, одиночество ощущалось более живо, а желание быть в компании было очень ярко. Сделав пару нерешительных шагов на свет, чувствуя себя нелепо и как-то глупо, Цираночка кашлянула привлекая к себе внимание мужчины, не желая его напугать своим неожиданным появлением со спины.
- Простите, вы не будете против, если я присоединюсь к вашему костру? - девушка искренне улыбнулась, тепло и дружелюбно. Ее рука непроизвольно взмыла к голове, поправляя шапочку с длинным пером и спускаясь по волосам, желая убедиться, что лесные сучья, да коряги не испортили ее внешнего вида на пути к полянке.
Обернувшийся мужчина оказался на редкость хорош собой. Привлекательный, с правильными чертами лица. А глаза, от их цвета защемило в груди, голубые, как небо в самый солнечный июльский день. Даже в неровном свете костра можно было разглядеть эту черту, что уж говорить о том, как они будут выглядеть при свете дня. Это поразило ее тонкую натуру в самое яблочко, заставив изумленно выдохнуть и на время забыть, как вдыхать. Такого она не ожидала.
Ночь во истину принесла с собой некоторое волшебство. Однако не стоит терять голову находясь рядом с мужчинами такого толка, да еще и с прямыми конкурентами, а кто еще путешествует через лес без оружия и с лютней. Собравшись Присцилла усмехнулась и сделала еще пару шагов на встречу, подходя поближе.
- Позвольте представиться, Цираночка, к вашим услугам. Бард, - последнее слово она выделила особенно старательно, расставляя точки над буквой i. В подтверждение своих слов кивнула на лютню за спиной. Делая это, скорее что бы обезопаситься. Если она не сможет устоять перед соблазном и забудется настолько, что позволит себе лишнего, то уж ее оппонент точно не допустит подобной оплошности. Хотя на вид невозможно было сказать наверняка, сколько ему лет и хватит ли мудрости, что бы противиться возможностям.

Только глухой не слышал о Лютике. Он был одним из самых известных бардом. О нем гуляло множество разнообразных легенд. Пожалуй про то как он влипал в истории можно было бы смело написать тысячу разных баллад. Особенно много комментарий на его счет было у женской половины городов, в которых он бывал. Они описывали его с очень определенной нелицеприятной стороны, но с невероятным жаром. Присцилла начала понимать, почему так часто особы прекрасного пола проезжались по нему столь не лестными эпитетами. Его голос был бархатным, а слова сладки и приятны, но Цираночка знала наверняка, насколько обманчивы бывают речи бардов.
Его взгляд было загоревшийся при ее появлении, и тут же померк, стоило ему пройтись по лютне. Значит, план начинал работать. Пока он не заинтересован, она не станет ничего делать, полная безопасность. Однако насколько же это возмутительно. Что бы одна деталь могла так много изменить в душе поэта. Скорее всего, он просто не отличался внимательностью или, банально, не видел дальше своего носа.
- Лютик? Никогда не слышала, - небрежно бросила трубадурша подсаживаясь к костру. Хотелось маэстро тоже слегка задеть. Уязвленная женская гордость обиженным червячком грызла душу. Дабы смягчить свои страдания, пришлось запить их крепким элем из фляги, несколько лихих глотков сделали свое дело. В голове стало тише, мысли расступились, уступая место приятной неге и чудотворной пустоте. Лютня покинула плечо и легла рядом на траву. Рука уходя с дорогого сердцу музыкального инструмента бережно погладила его, как будто желая спокойной ночи.
И правда, сегодня Цираночка решила не брать в руки товарища своих музыкальных выступлений, не дописывать зарождающуюся серенаду, оставить это до завтрашней ночи. Еще не хватало, что бы этот пронырливый менестрель украл ее песню или мотив и выдал за свой. Ничего потом не докажешь, как ни кричи. Да и найди его, попробуй, он то тут, то там. Скачет по карте мира в хаотичном порядке.
Из сумки были извлечены сухари, да палка вяленой колбасы. Настолько пересушенной, что она плохо разрезалась небольшим ножиком. Пришлось потрудиться, высунув кончик языка и зажав его губами. Ужин был скудный, но сытный, зато в городе можно будет поесть что-нибудь теплое и вкусное. Страсть как захотелось запеченного мяса с жареной картошечкой. Не жизнь, а сказка. Жаль только что в дороге такое блюдо быстро придет в негодность и толка от него будет не много.
- Вы кушать будете? - достаточно бесцеремонно спросила девушка бросив взгляд через плечо на нового знакомого. Пришлось отмахнуться от пары назойливых комаров, что вились возле ее левого уха вызывая звон. Решив все же быть чуть более вежливой, Цираночка поспешила добавить, - коль скоро вы столь любезно предложили мне остаться, я столь же любезно поделюсь своей колбасой и сухарями. Прошу, будьте моим гостем.
Но элем делиться не стану, не хочу распивать с ним из одной фляги, тем более таким дорогим про себя добавила Присцилла и не совсем трезво хмыкнула. Она сама удивилась тому, как это прозвучало. Конечно, она в очередной раз пропустила обед, ибо как можно есть, когда взгляду открываются такие красоты природы, а небо столь изумительно, что хочется петь и сочинять. Разумеется, она не была столь привычна к алкоголю, но что бы так быстро разобрало от пары глотков, это как-то слишком. Видимо эль был добротный. Так вот почему трактирщик заломил за него такую цену... Хотя, так может даже и лучше... Но фляга на всякий случай была незаметно убрана обратно в сумку. Во избежания возможных эксцессов с выпивкой стоило быть поосторожнее, особенно с настолько ядреной. Опыта в подобных вещах у Прис было не так уж и много, а своему ночному компаньону она перестала доверять в тот момент, как с его губ слетело его сценическое имя, то есть практически сразу.

Отредактировано Присцилла (2020-02-14 17:33:04)

Путь начинающего барда был сложен и тернист. Приходилось перебиваться скудной едой, изнурительно работать и лететь в бешеной гонке вперед, к идеалу, к намеченной цели. Цираночка, можно сказать, только начинала набирать известность. К настоящему моменту, она путешествовала всего год, до этого выступая исключительно в Ковире, не выбираясь за пределы, держась подле семьи, что обеспечивала ей защиту. Решение покинуть родной дом было спонтанным, импульсивным. Она просто собрала свои вещи, попрощалась с родителями и отправилась на своих двоих куда глаза глядели, в желании вдохновляться новыми красотами этого мира, желая познать жизнь, вкусить ее и насытиться. Хотелось, поучаствовать лично в приключениях, что бы сложить самой героические баллады, а не петь чужие. Хотелось, влюбиться до беспамятства, быть опьяненной этим чувством, как крепким элем, что бы написать самые трепетные серенады. Хотелось, познакомиться с людьми в разных уголках мира, понять их быт, найти ключик к сердцу каждого, смочить губы алкоголем в самых веселых компаниях. Иными словами хотелось почувствовать, как можно больше, испытать на себе невзгоды и радости, что бы быть точнее в своих произведениях, что бы знать наверняка о чем она поет.
Цираночка отложила нож в сторону вместе со своим скудным ужином проследив за предложенным угощением. Альтернатива ее пожиткам была более колоритная. Желудок сжался умоляя принять лакомство, не совершать недопустимой ошибки из-за гордости. Копченый окорок пах так умопомрачительно, что Прис пришлось задержать дыхание дабы вернуть себе хоть на время возможность мыслить нормально. Впрочем, мыслить не получалось, гонимые хмелем идеи разбегались, как муравьи. Решив, что в том что бы отужинать чем-то более весомым нет ничего зазорного, Цираночка отрезала себе небольшой кусок окорока и с аппетитом насладилась вкусом хорошего мяса. Оно было изумительным, лучшее что девушке доводилось кушать за последние дни пути.
Закончив небольшую трапезу, объедать нового знакомого не хотелось, девушка натолкнулась на его проникновенный взгляд. Лютик пах тёплым летом, сладким вином, которое хочется испить до последней капли и полем с ромашками. Он находился так близко, что можно было не только определить его аромат, но и разглядеть всю синеву его глаз, утонуть в этих двух озерах теряя и голову, и сердце где-то на дне. Если бы щеки до этого не окрасил в розовый алкоголь, то сейчас эту работу выполнило бы смущение. Присцилла потупилась, опуская взгляд на свои ладони и нервно прочистила горло. К такой близости ее чувства были еще не готовы. Не зная что делать, она слегка отсела назад, стараясь увеличить дистанцию между собой и мужчиной.
- Благодарю за предложение выпить вина, маэстро, но вынуждена отклонить его. Во-первых, я предпочитаю медовуху, а во-вторых, с меня алкоголя на сегодня пожалуй хватит, - уверенно произнесла трубадурша желая заполнить образовавшуюся паузу. Взгляда она более не поднимала на собеседника, не желая испытать вновь ту бурю эмоций, стать заложницей, рабыней этих ощущений. Подобное было бы слишком опасно. Он был не постоянным человеком, как и все барды, пожалуй, а значит испытывать влюбленность к нему было бы опрометчиво, можно даже сказать, настоящим самоубийством.
Дабы занять свои руки, которые выдавали ее состояние нервно подрагивая, она подкинула пару веток в костер, переводя свое внимание на спасительный огонек. Пламя вздымалось и с жадностью набросилось на сушняк. Костер потрескивал, периодически в воздух взвивались длинные красно-рыжие языки, а иногда даже крохотные искры, которые взрывались в воздухе с характерным звуком.
- Расскажите о себе, Лютик, - попросила девушка, желая, увести тему в то русло, которое позволит ей прийти в себя, вернуть возможность мерного дыхания, усмирить смятение и успокоить подрагивание в кончиках пальцев. Она была уверена, что мастер слова может говорить о себе бесконечно. За этой непринужденной беседой они и проведут остаток вечера, а после, усталость возьмет свое, напряженное за длительный поход тело захочет спать, и Цираночка уснет блаженным сном, вдали от того, к кому сейчас так отчаянно тянулась ее душа.

Ночь была летней, по настоящему теплой, а может тепла придал эль. Взгляд Лютика разжигал огонь в груди еще сильнее, Цираночка даже не оборачиваясь ощущала его на себе, пока он расстилал рядом свой плащ. Это можно было бы расценить за предложение провести ночь с комфортом, но он явно не спешил приглашать ее к себе на ложе, опустился подле него, с другой стороны. Распластанный на траве плащ стал похож на крепостную, непреодалимую стену между двумя бардами.
Трубадурша медленно стянула шапочку с пушистым пером с головы положив ее подле своей лютни, а потом с солнечно улыбнувшись провела рукой по волосам, ее пальцы массажными движениями прошлись по голове, пытаясь снять усталость, небрежно расстряхивая белокурые пряди. Проведя незамысловатую процедуру Цираночка сделала очередную провальную попытку подумать, после чего все же извлекла из сумки свою флягу. Лениво потянулась разминая затекшие мышцы спины, приводя их в движение и ухнула назад, на спину.
Трава была мягкой, лежать на ней было приятно и спокойно. Небо над головой стало будто бы еще ярче. Такое далекое, оно наблюдало за новыми знакомыми тысячами глаз, но ни одни из этих глаз не могли по своей красоте сравниться с глазами сидящего рядом мастера рифмы. Хотелось взяться за лютню, хотелось прямо сейчас изложить на бумагу приходящие на ум слова, написать самую трепетную, самую чувственную песню.
Откупорив флягу Присцилла сделала еще один глоток. Мечтая забыться, не то во сне, не то попросту потеряв способность мыслить рационально. Эта аналитичность убивала вдохновение, забирала крылья, мешала насладиться этим волшебным вечером, мешала заметить красоту мгновений. Еще один глоток и девушка почувствовала небывалую легкость. Скорее всего, это был даже не эль и корчмарь продал ей эликсир свободы, за такую выпивку требуемая им плата теперь показалась вполне вменяемой.
- Я захотела увидеть мир, путешествовать, наслаждаться красотами разнообразия. Ковир - прекрасен, но там совсем не такое небо. Я бы никогда не добилась бы успеха в любимом деле оставаясь на одном месте. Никогда не знаешь, что тебя вдохновит и где? Нужно постоянно двигаться и уметь замечать, я бы даже сказала видеть, слышать музыку в окружающей природе. - о своем увлечении она говорила с жаром и не смотреть на Лютика уже не вышло, девушка легла на бок подперев голову рукой. В ее глазах загорелся огонек страсти, всей своей душой, с самого детства она была искренне влюблена в музыку, это было конечно не тем сентиментальным чувством о котором писали лирические поэмы, но Цираночка была уверена, что ее товарищ по лютне поймет и разделит ее взгляды. Кто как ни он мог бы?
- Если честно, по большому счету, я-то и играю не ради заработка, а для себя. Мне просто это нравится и, раз уж у меня это выходит, почему бы не поделиться своей любовью со всеми Хочется что бы люди смогли увидеть мир моими глазами через мои песни. Эта возможность вдохновляет. Я мечтаю создать что-то прекрасное, что бы трепетали не только струны моей души, но и другие смогли прочувствовать красоту и силу искусства. Наверное, это звучит немного самоуверенно... Извини, я слишком много болтаю! - переход с "вы" на "ты" прошел легко и незаметно для Присциллы. Ее речь вызвала на лице мягкую, теплую улыбку, которую она с готовностью подарила Лютику. Возникало ощущение, что они были старыми друзьями, по крайней мере так казалось от выпитого алкоголя и его пристрастия к такому же хрупкому и изящному виду искусства, как музыка и пение.
Как оказалось вовсе не Лютик был готов говорить о себе много и с жаром, а Прис о своем увлечении музыкой. Редко с кем ей выдавалось обсудить свои взгляды не пытаясь выбрать слова попроще, говорить более прямо, передавая лишь суть, без чувств. Наверное, еще и поэтому эта ночь стала более интимной и приятной. В неожиданном откровении она обнаружила, что общаться стало как-то проще и легче, а избегать барда вовсе не стоило, не таким уж опасным он оказался.

Отредактировано Присцилла (2020-02-14 18:45:31)

Их голоса в ночи леса были тихими и мягкими. Не портили общей картины, не разбивали сказки сотворенной звездным небом. Неспешный разговор журчал перезвоном ручья, от чего-то удивительно теплого. Он огибал камни неприятных тем, искрился от солнечных улыбок и уходил в волнующий сердце шепот, будто нырял под землю. Сердце горело, плавилось, как сталь, казалось, вырви его из груди и оно не только осветит путь, но и ослепит все живое, настолько обжигающим оно казалось. Цираночке пришлось сделать над собой усилие что бы усмирить дыхание, напитать его спокойствием. Несмотря на все слухи о Лютике, которые прошивали улицы городов острой иглой, он не казался таким уж коварным обольстителем. Он был предан, вот только его единственной возлюбленной была его лютня, присягнув ей, мужчина уже не мог быть столь же верен всем остальным. Цираноча несмотря на свой небольшой опыт прекрасно понимала этот выбор. Обучающий ее бард испытывал нечто подобное и наделил ее теми же чувствами, показал, как это быть с головой погруженной в безграничную страсть к музыке. Она терялась в глубоких, наполненных болью мелодиях и находилась в веселом переборе струн. Стертые, саднящие пальцы приносили блаженство, а голос лютни был прекраснее всех остальных голосов.
- Мне кажется, Лютик, вы не правы. Музыка она многоголоса и может передать все что угодно. Когда я пою о любви, мое сердце наполняется жаром и я влюбляюсь всем сердцем, когда я пою о печалях и невзгодах, под силой мелодий на моих щеках появляются слезы. И мои слушатели, они тоже чувствуют это, просто не так глубоко ибо бояться позволить себе чувствовать. Знаете, это ведь действительно иногда страшно, стать покорным слугой своих ощущений и импульсов. Страшно идти на поводу у своего сердца, когда разум кричит, что этого делать не нужно. Люди не самовлюбленны, они обустроили свой внутренний мир рамками и стенами, бояться открыться и проникнуться. Стоит признать, мне тоже ведомо это чувство, - щеки окрасились в розовый цвет выдавая смущение. Цираночка бросила нерешительный взгляд на собеседника, интересно уловил ли он, что знакомство с этим ощущением у нее произошло в тот момент, когда она встретила его, утонула в голубом райском море его глаз, испытала блаженство наслаждаясь бархатистостью голоса. Трубадурша замолчала, стараясь успокоить трепет, будто крыльев бабочки, своего сердца. Ее тонкие пальцы перебирали травинки, будто струны лютни, это действие всегда успокаивало, мысленно возникла та самая мелодия, которую Присцилла наигрывала на подходе к лесу, та, на которую могли бы столь гармонично лечь стихи о любви.
Собеседник заметил о капельках утренней росы, чистой и холодной. Он был прав, это могло бы вызвать простуду, а простуженный бард может поставить крест на своей карьере, по крайней мере на момент царствования в его теле этой напасти. Гонимая не желанием оставаться без возможности самовыражения Прис оказалась на плаще. Она не успела понять, как именно этот импульс пригнал ее на раскинутую шерстяную ткань, но была благодарна ему. Кончик носа коснулся курточки Лютика, и воздух вновь заполнил аромат ромашки и сладкого вина. Он пах свободой, романтикой и искренностью, такой чистой, как утренняя роса. Отстраняться не хотелось и Цираночка не стала идти на поводу у своих мыслей, напротив, робко, нерешительно, маленькой птичкой, она прижалась к нему чувствуя как сильно успела продрогнуть, пока была за пределами спасительной теплоты.
- Мне холодно, - голос стал еще тише, перешел на еле различимый шепот, но Присцилле все равно показалось, что это прозвучало слишком громогласно, будто бы молния осветила ночное небо испортив всю стеклянную хрупкость момента. Золотые осколки светлыми волосами рассыпались по плащу, а мордашка спряталась на мужской груди, боясь, что ее прогонят, оттолкну, отвергнут. Тонкие плечики вздрогнули, как от удара, от таких навязчивых мыслей комаров, высасывающих надежды, зуд от их укусов был сильнее тех, кто физически истязал кожу. Ладони, не спешили касаться нового знакомого, они посильнее прижались к ее груди, в попытке остудить своим холодом горячее сердце, не позволить ему испытывать так много, не желать не достижимого, не дать возможностей ветреному барду ранить его в будущем, оставляя страшные, уродливые, кровоточащие шрамы.

Отредактировано Присцилла (2020-02-16 16:34:21)

Она оказалась лицом к лицу с, мучившим ее чувства, ангелом. В темноте леса, поодаль от костра, его глаза были темными, как синие болта, в них было так много: и страсть увлеченного музыканта, и тревога, что момент может разрушиться даже от неловкого выдоха, но самое главное безграничная любовь ко всему миру и к той, кого он прижимал к себе в частности. Ладони коснувшиеся ее спины обожгли, как раскаленные угольки. Прис бросило вначале в жар, а потом опрокинуло в прорубь ее смятения и настороженности. Вопрос, а что если, назойливой мухой жужжал в груди, тревогой заставлял дрожать под натиском обуревавших чувств.
Кожа млела от его дыхания, которое дразня щекотало шею. Хотелось прижать мужчину к себе, приникнуть к губам несмелым поцелуем, но не так она представляла себе свой первый поцелуй. Хотелось романтики, той, которую не могла предоставить эта тихая ночь. Хотелось звездного дождя на озере, к которому раньше не ступала нога человека, хотелось плавающих на темной глади белых лилий, хотелось быть на лодке посреди этого белого на черном, будучи окруженной пьянящим, дурманящим запахом роковых цветов. Всенепременно первый раз в мечтах юного менестреля должен был быть самым эффектным, самым томительным, самым долгожданным и трогательным, таким о котором не стыдно будет сложить балладу, не стыдно поделиться со всем миром.
Лес, гул комаров, первое нерешительное знакомство было не той картиной, которая могла бы заставить людские сердца трепетать. Конечно, для барда всегда есть полуправда, красивая, причесанная, которой можно было бы прикрыться, спеть о том, что она видела в мечтах, а в реальности же подарить свое расположение на шерстяном плаще, ставшим жарким ложе для парочки бардов на эту ночь. Но в этот раз Присцилла хотела отринуть полуправду, хотелось ощутить волшебство настоящей, неподдельной осуществленной мечты, испить ее до самого дна.
Слетевшее с уст Лютика - "Цираночка", прозвучало как-то неправильно. Сейчас ей было не до выступлений на сцене, перед сотней завороженных взглядов. Столь интимный момент хотелось разделить только на двоих, а посему сценическое имя должно было остаться за кулисами.
- Меня зовут Прсцилла, можно просто Прис... на эту ночь, - произнесла она и опустила голову не выдержав пронзительного взгляда, понимая, что остерегаться и спасаться уже слишком поздно, она упустила свой шанс выбраться из леса прежней, не знающей сжигающей боли одиночества. С утра их дороги разойдутся, он, наверняка, покинет ее еще до рассвета. Уведет коня на дорогу не потревожив ее сна и все что останется от его объятий укором, это теплый плащ, который она обязательно сохранит, что бы вернуть. На удивление жестокие мысли не вызвали боли, душой она понимала это, знала слухи, слышала, какие слова говорят за спиной маэстро Лютика злые языки. Теперь она осознавала почему. Он был обходительным, честным и ярким, к такому летишь, как мотылек к свету, сжигая свои крылья и погибая в итоге, так и не достигнув того, к кому тянулся. Знание принесло спасение от страданий, которые могли бы начать мучить другую, более наивную, более доверчивую, не слышавшую, как грубо и болезненно стонет лютня мелодиями разбитого, о безответность, сердца. Присцилла слышала их от менестреля обучающего ее, он страдал, теперь она поняла причину этих мук.
Влюбившись в Лютика лишь увидев глубину голубых глаз, она потеряла всякую надежду оказавшись в его объятиях, нашла откровение во тьме скрывшей небесное очарование. Ангел оказался падшим, и он тащил ее за собой, на глубину того жерла, в котором выстроил свое царство. Неискушенная подобным вниманием, она сама протянула ему руку и поддалась, спокойно пошла следом туда, где с готовностью встретит свою сладкую смерть, наблюдая за тем, как горят ее крылья.
- Ты не сможешь меня согреть, потому что не понимаешь, от чего согреваешь. Но это не важно, не сегодня. Поговорим об этом как-нибудь потом, если нам предназначено будет встретиться еще раз, - ее голос был мягок и нежен, она не стремилась отстраниться, пути назад уже не было, за спиной был лишь тупик, оставалось двигаться вперед, проникая все глубже в его владения, покоряясь власти чужого внимания и обаяния.
- Спокойной ночи, маэстро Лютик, - грустная улыбка коснулась губ. Как же хотелось устроиться у него на плече, как на мягчайшей подушке. Но это бы помешало ему с утра. Принудило бы изгаляться, что бы избавиться от груза, который мешал бы незамеченным скрыться в предрассветных тенях, исчезнуть с появлением утренней росы. Не хотелось проснувшись от его неловкого движения или звука притворяться спящей, не хотелось врать новому знакомому даже в такой ситуации. Вместо плеча Лютика, трубадурша подложила под голову свою ладонь и провалилась в мерный, спокойный сон. Ее не тревожили последствия этой ночи, она забудет ее, как дурной сон, избавиться на утро от действия чар и отправится строго вперед, не оборачиваясь, оставив на память лишь обжигающей холодом отчуждения шерстяной плащ, который клеймом запечатлится на ее душе.

Сон был крепким. Снилась сцена и музыка, наполняющая переливами все пространство. Она была такой яркой и райской, что хотелось заполнить и исполнить в дальнейшем. Похожая на вишневый ликер, сладкий и головокружительный, мелодия тонула в самом сердце, заставляла пальцы и во сне перебирать, как по струнам. Люди собравшиеся в небольшом трактире завороженно молчали внемля блаженству вдохновения и импульсу искренности. Они были поражены настолько же, насколько была поражена простой красоте аккордов сама исполнительница.
Цираночка проснулась, когда дерзкие солнечные лучи облизали ей лицо, как преданный пес. Она вздрогнула, осознавая, как давно встало это пылкое солнце, как давно ее ложе оказалось пустым. Вчерашний знакомый растворился в дымке угасающего костра, заботливо укутав, напоследок, своей половиной плаща. Что же это было вполне ожидаемо, она была готова встретить утро в одиночестве, позавтракать скудными пожитками и отправиться в путь. Дорога лежала извиваясь змеей к городу, где Присцилла смогла бы подзаработать. Но для начала надо было выплеснуть на бумагу музыку, которая зародилась в ее сердце этой ночью, в таком прекрасном сне. Подтянув к себе сумку не оборачиваясь, трубадурша извлекла бумагу и уголек, стала записывать аккорды, восстанавливая в памяти движения пальцев. Пробуждение стерло припев из воспоминаний. Пришлось сесть что бы заключить в объятия преданную подругу и с ее помощью восстановить из пепла чудесного феникса.
Взгляд ищущий лютню коснулся копыт коня и удивленно зарыскал по поляне. Хозяин животного так же присутствовал, только у костра. Это несколько озадачило. Столь прекрасная история оказалась не завершенной драматичным аккордом.
- Почему ты не уехал? - спросила Цираночка опуская бумаги, теряя последние крупицы сонливости. Ее месторасположение показалось несметным и бард поспешила встать, покидая теплое "ложе", ставшее до боли родным. Видимо, плащ, как трофей и символ любви, ей все же не достанется и лелеять в душе надежду о предназначенной встречи не придется, возвращать будет нечего, а значит мир не потеряет своего шаткого равновесия и их дороги никогда больше не пересекутся.
Бумаги легли обратно в сумку, вместе с кусочком угля окрасившим ее пальцы в черный цвет. Пришлось омыть их водой из бурдюка и двинуться к костру поправляя волосы, вытаскивая из них веточки и травинки. Обычаи ее пробуждения нарушило присутствия Лютика, и Цираноча чувствовала себя неловко, не зная куда деть смятение и непонимание.
- Я думала вы, маэстро Лютик, поспешите с утра по важным делам присущим гонимым творчеством людям, не ожидала встретить вас вновь столь скоро, - ее речь вернулась к тому уровню, на котором они общались до сближения на шерстяном плаще. Хоть мужчина и застал ее врасплох ранее, теперь она собралась и взяла ситуацию в свои руки. Лютик завладел ее вниманием ночью, теперь была ее очередь, ее пора. Утро всегда дарило энергию, поднимало настроение. Стоптанные ноги отдохнули, напряженная к вечеру спина расслабилась, не было причин киснуть и прибывать в сумеречной меланхолии. Не выплеснутая музыка подогревала, нетерпеливо покалывала кончики пальцев. Как бы хотелось заняться ею, уйти в себя и в те переливы из почти забытого сна.
- Я намериваюсь отправиться в город, а вы, как я понимаю путешествуете в обратную от него сторону, - начала она вгрызаясь в сухари. Начинать утро с них, и сладкой на вкус, чистой воды стало своего рода приятной традицией. Был в этом аскетичном укладе своеобразный шарм, который она не стремилась променять на более богатые блюда. Конечно, находясь на постоялом дворе она не брезговала иными завтраками, но сидя в лесу, сидя на траве, это казалось наилучшим лекарством от голода.

Лютик говорил сладко, голос медом заполнял пространство души. Вот только были в этом тоне нотки вызывающие напряжение, липкие, они говорили о том, что мужчина задумал что-то не доброе, что-то от чего следовало бы бежать без оглядки. Залихватская усмешка выдала в нем молодого душой, почти ребенка, и Цираночка недоуменно проследила за бардом шествующим до коня, она так и не решившись вкусить теплого мяса, но продолжая держать в руках. Мясо источало приятный аромат, дразнило и манило, но Прис не отвлекалась, не переводила взгляда с того, кто столь неожиданно, буквально на глазах, омолодился.
Он начал исполнять интимную мелодию, которая вызвала мурашки по телу, столь проникновенной была эта игра. Пальцы порхали по струнам, гладили их нежно и томно, вызывая у девушки искренний восторг., заставляя ее вновь желать вкусить запретный плод. Лютик столь ловко справлялся с самыми сложными аккордами, что по истине заслужил все те дифирамбы, которые пели о нем сладкоголосые дамы в разных уголках севера. Он был виртуозным и страстным музыкантом, казалось петь не он сам, а его душа, птицей взвилась в небо, а потом падала в низ, к самой земле. Сердце Присциллы совершало те же кульбиты в след за бархатом интонаций. А музыка все насыщала, и насыщала изголодавшееся чувство прекрасного.
Неожиданно перебор сменился, девушка вздрогнула, как от хлесткого удара, ритм и темп стали другими, более быстрыми и резкими. Это вызвало еще большее недоумение, поднимая брови трубадурши вверх. Мелодия стала более задорной, более рваной. Слова, должны были видимо ранить, ведь исполнитель их бросал с такой силой, словно забивал в крышку гроба злейшего врага. Цираночка же ловила каждое слово, с жадностью впитывала его голос, как самый дорогой и крепкий алкоголь, хотела заполнить себя им до последнего звука. Он был хорош, во истину, положа руку на сердце, хорош. Конец, ставшей не зрелой и даже глупой песенки, был крайне двусмыслен, но тот, кто метал слова, как копья ошибся, ужасно ошибся. Рожденная в Ковире, с самого детства посещающая грязные трактиры своего города, прячась от взгляда взрослого люда, Присцилла хоть и считала подобное творчество крамольным и чрезмерно простым, но не могла, с восторгом, не отметить юмора пронизавшего финальные строки.
Затянувшаяся пауза была потрачена на попытки сдержаться, сохранить лицо, не выдать своих истинных чувств на потеху менестрелю. Уголки губ подергивались, будто бы в нервном тике. Лютик сел подле ее ног, создавая впечатление взлохмаченного, но очень виноватого кота, который только недавно своровал с хозяйского стола огромный кусок рыбы, а теперь просил прощения заглядывая в глаза, что бы украсть что-нибудь посолиднее. Вся эта картина в купе с пеней, которая въелась к ней на подкорку, звучала рваным мотивом, снесла плотину и вызвала заливистый девичий смех.
Палочки с мясом упали на колени, а щуплая девчушка спиной на траву, заливаясь чудным перезвоном безудержного веселья. Ее руки легли на живот, который быстро начал ныть от приступа задорного смеха. Из глаз потекли блестящие на свету слезы неподкупного счастья. Нет, конечно, слышать о себе столь не лестные слова было неприятно, но его такая детская, такая открытая обида, этот виноватый вид вызывали все новые приступы хохота. Кое-как справившись с собой, все еще немного хихикая, девушка села, вытирая горячие слезы дрожащими руками.
- Нет, маэстро, вы превзошли сами себя. Лучшее ваше произведение, я считаю, - очередной смешок, который быстро начал набирать в силу и вновь перерос в истерику ликования, только на этот раз беззвучного. Трубадурша закрыла лицо ладонями содрогаясь всем телом от эмоции, которые никак не желали покинуть ее тела. Борясь со своим смехом, тяжело дыша, она выдавила: - Это же надо было... такое... да так молниеносно...

Не сразу справившись со своими эмоциями Присцилла все же перестала давиться смехом, лишь изредка хихикала в кулак, вспоминая сколь острое и неприятное впечатление произвела на барда. Разумеется, она не хотела его обижать, но и от вчерашней ночной сказки не осталось и следа. Звезды погасли сменившись лазурным небом, волшебство скрылось в листве, ее шепот будто бы еще доносился, но уже не так ощутимо. Да и комары, которые сплотили двух менестрелей, куда-то пропали. Спасаться было не от кого, а значит искать защиты не было необходимости. Расстояние между ними превратилось в не преодолимое, а отсутствие запаха ромашек и вина позволило мыслить и отдаляться. В ночи Лютик сиял ярче луны, а сейчас на нем лица не было.
Подобрав переданное ей угощение Цираночка вернула его в руки повара, сама же взялась за лютню, наигрывая услышанные переливы мелодий, от трепетно-любовной, к жестоко-болезненной. Кажется так он перебирал струны, так скользил рукой по грифу. Мелодия чарующим порывом ветра вновь захлестнула, ударила в голову, Присцилла порадовалась, что в эту минуту сидела на земле, иначе бы рухнула под силой красоты. Убедившись, что память не подвела ее, менестрель перешла с композиции Лютика на свою, которую подарил ей безмятежный сон, тихую, трепетную, чувственную. Она играла молча, прикрыв глаза, отдаваясь еле ощутимому воспоминанию. Когда должен был заиграть припев, болезненно поморщилась и тяжело вздохнула, вспомнить не удалось, видимо, эта одна из тех незавершенных композиций, которые сжирают ее листы и так никогда и не находят продолжения. Недавнее бурное веселье отступило на второй план, сменившись желанием отыскать логичное завершения прекрасных аккордов, найти достойный финал.
- Нам по пути, не стоило так… прогонять меня, - Лютик все еще выглядел виноватым за свой поступок, но Цираночка лишь тихо покачала головой слегка улыбнувшись и оторвав руку от струн коснулась его ладони подушечками пальцев.
- Лютик, вы сыграли чудесную мелодию, она захватила меня, и в данном случае, слова - излишни. Я поняла, что обидела вас, однако поймите меня правильно, в мои стремления не входит приносить вам наслаждение своим обществом. Хочу лишь иметь возможность быть собой, так давайте же не будем ограничивать друг друга и загонять в рамки условностей. Вы будете самим собой, тем задорным мальчуганом, который скрывается за маской ваших мудрых морщин, но которого я успела разглядеть в вашей ухмылке. Я же в свою очередь буду самой собой, той, кто вызывает у вас такие бурные эмоции, - она озорно подмигнула мужчине и легко поднялась на ноги, разрывая нежное касание пальцев к горячей коже и стирая шустрыми движениями последние мысли о поисках заключения ее новой баллады. Придется ждать следующей ночи, что бы найти ее окончание.
- Я была бы рада вашей компании, но мой опыт конных прогулок был не слишком удачным, а вы, как честный мужчина не оставите даму в беде, в которой она всенепременно окажется если сядет на лошадь, так давайте же не будет доводить до этой самой беды? - подхватив свои вещи девушка нетерпеливо посмотрела на мужчину. Вновь импульс, дикое желание поскорее оказаться в городе, щеголять своими умениями в уютном трактирчике, выпить медовухи и омыть измученное долгой дорогой тело теплой водой. В настоящий момент, эти планы скорее походили на недостижимую мечту, далекую и прекрасную.

Лютик собирал вещи проворно и быстро, он явно проходил через эту процедуру достаточно часто, что бы сделать даже с закрытыми глазами. Отдавать ему лютню было болезненно, Присцилла ревностно относилась к своему музыкальному инструменту, не хотела что бы кто-то кроме нее прикасался к гладкому дереву. Его дерзкий поступок вспыхнул волну недовольства, которая тут же разбилась о бережность отношения Лютика. Он был очень осторожен, несколько раз перепроверил ремни вызвав у Цираночки облегченный выдох. Видимо, мужчина разделял ее нежные чувства к прекрасному и не стремился их разрушать. Что же это определенно добавляло плюсов в его характеристику, которую трубадурша составляла по крупицам того, что улавливала в голосе, выуживала из слов.
- Думаю, что все ваши советы являются не бесполезными. Вы производите впечатление человека, который знает о музыке больше многих других, - Цираночка поняла, что в очередной раз нанесла глубокую обиду творческой личности, намекнув о наличие морщин, и поспешила загладить свою вину комплиментами. Отправляясь в путь, она аккуратно прихватила Лютика за локоток, решив, что так будет удобнее и ей, и приятнее ему. Ранить сердце музыканта не хотелось, но и вешаться на его шею было бы моветоном. Бард решила оставить их ребяческое общение, не привести в дебри отношений на одну ночь. Уж лучше стать его другом, чем той, чье имя он забудет через пару дней.
- Коль скоро вы вызвались помочь мне, я воспользуюсь предложением. Ночью, во сне, я услышала невероятной красоты мелодию, хотела ее записать, но не знаю, как сыграть припев, совершенно не помню. Последняя надежда, воскресить ее в памяти сегодня во сне. Может вы, маэстро, оказывались в подобной ситуации и могли бы поделиться своими способами вернуть утраченное? - даже в тени леса становилось жарко и Цираночка свободной рукой сняла свою шапочку, сдерживаемые ею волосы поспешили соскользнуть с плеч и осыпаться на лицо, скрывая россыпь светлых веснушек, ставших чуть ярче от лучей летнего знойного солнца.
В мозгу вновь и вновь прокручивалась мелодия требующая завершения, кружила по голове, как толстая муха, заставляла гоняться за ней, желая не то поймать, не то убить. Как избавиться от зацикленности Прис не знала. Монотонность широкой дороги не помогала переключиться. Пальцы неосознанно опять пришли в движение, перебирали складки курточки Лютика на локте, как струны, слегка щекоча его кожу тканью.
- Купол небес
Полон тайны и чудес,
Полон бездны и огня
Для тебя, для меня.
Холод и зной,
И стремление, и покой,
Как снежинки и цветы,
Это я, это ты, - робко начала петь Цираночка. Брать лютню в руки не пришлось, казалась сама природы подыгрывает ей шепотом листвы, свистом лесного ветерка, жужжанием пчел и еле слышным журчанием чистого ручейка, который, видимо, проходил близь дороги. Над словами не пришлось думать слишком долго, вчерашняя ночь принесла достаточное количество вдохновения, и они сами легли на музыку из сновидения. Ловко, гармонично, вплелись в то, что заставляло ее душу в нетерпении дрожать. Менестрель допела куплет и замерла, не зная, куда двигаться дальше, со своими наметками. Пальцы отчаянно продолжали теребить локоть маэстро, уже не в попытках найти нужный мотив, а нервозно, задумчиво. Потерянная в своих мыслях Присцилла не заметила небольшой выбоины и оступилась, ладонь поспешила сжаться на островке спокойствия и блондинка все же устояла на ногах комично ловя равновесие свободной рукой, красноя шапочка заметалась из стороны в сторону, махая одним длинными пером, как будто пытаясь улететь в небо.
- Простите, Лютик, я отвлеклась, - ее щеки стали пунцовыми, а ладошка наконец перепуганной пташкой покинула свое насиженное место, не желая причинять спутнику дискомфорт, от хватки Прис, у спасителя и без того могли бы остаться синяки. Это стало бы крайне нежелательным завершением их знакомства.

Руки Лютика вновь оказались на спине подстегивая огнем сердце. В кровь ударил адреналин и желание никогда не покидать этих рук. Цираночка даже было потянулась к спасителю за поцелуем, когда он столь же быстро, как поймал ее, отпустил на волю. Стало даже несколько обидно от такой прыти. Впрочем, вернулось старая мечта о романтичности и уникальности момента для столь сокровенного действа - как первый поцелуй. Ни к чему, разбрасываться ими посреди пыльной дороги. Все-таки это бывает в жизни единожды, стоит относиться трепетнее. Прикосновение к руке вынудило тихий стон блаженства сорваться с губ и Прис прикрыла их рукой смущаясь минутной слабости. Надеясь, что дамский угодник не расслышал в этом звуке ее знойного желания.
Погруженная в свои чувства, стараясь обуздать бурю охватившую душу, успокоиться, взять себя в руки, вернуть способность мыслить рационально, сбежать от грызущего позыва отдаться в рабство импульсов и эмоций, трубадурша упустила момент, когда ее кавалер вскочил на коня. Его руки обвились под самой грудью вызвав новый прилив краски к лицу. Девушка вздрогнула не осознавая, что происходит и моргнув, упустила момент когда оказалась прижатой к барду. Уткнувшись в горячую грудь, слушая стук сердца, Цираноча поняла одно - избавиться от чувств и низменных желаний по отношению к обаятельному словоблуду не получится, не находясь так близко к нему, что все вокруг окутывает запах ромашек, но сдерживать в себе этот высоко градусный коктейль есть небольшая возможность.
Шаг коня был мерным, спокойным, животное не вело себя столь неукротимо, как это было в первый раз, когда Цираночка попыталась прогуляться на лошади. Но беспокойство все же грызло блондинку изнутри и она поспешила посильнее прижаться к тому, от кого исходила уверенность и спокойствие. Развернувшись к барду и обхватывая ее шею руками Прис чуть было опять не натолкнулась на его губы, которые кажется в последнее время преследовали ее. Повернув голову в бок и касаясь горячей, красной щекой его щеки, Прис покрылась мурашками и закрыла глаза. В ее планы не входило столь быстро сблизиться с ним, и уж тем более, что он будет столь снисходителен на комплименты.
- Быть может, стоило попробовать довериться себе чуть сильнее? Порой тело лучше ума разбирается в чувствах. - так просто брошенная фраза выбила весь дух из груди, неужели он действительно все понял и пытался подстегнуть ее в направлении, которое было ему удобнее. Впрочем, мужчина продолжил дискутировать о ее музыке, как будто бы имел в виду совсем не то, о чем она подумала. Гонимая мыслями о том, как страстно желает прильнуть к нему, узнать, какого это прикоснуться к губам Лютика своими, Прис в очередной раз тяжело застонала. Можно долго мечтать о свершении своих фантазий, но если о них никто не узнает, ты обречен страдать не имея того, что хочешь.
- Маэстро, если мы когда-нибудь увидимся вновь, и так окажется, что рядом будет прекрасное озеро, мы могли бы отправиться на прогулку по нему на лодочке, а там... Я думаю, вы, всенепременно, должны были бы напомнить мне, что я задолжала вам поцелуй, - проникновенно зашептала она ему на ухо, слегка касаясь мочки губами, раздразнивая обжигающим дыханием. Щеки стали еще краснее, но эта картина была скрыта от его глаз. Что же, следуя совету мудрого учителя, Присилла действительно поддалась желанием тела, временно не слушая мозг, что горланил, будто бы ей следовало поумерить свой пыл и быть менее прямолинейной в своих словах. Кто ищет нужные слова, когда говорит о страсти, сейчас, познав столь запретное чувство, даме это показалось неуместным.

Проникновенный шепот на самое ухо вызвал дрожь по всему телу. Заставил сердце забиться сильнее, сорвал очередной интимный стон с губ Цираночки. Лишь запоздало она поняла, как близко находилась к уху музыканта, осознала, что пропустить этот звук он просто не мог. Понимая, что скрывать страсть желающую поскорее покинуть ее тело боле не имело никакого смысла, менестрель позволила своей руке соскользнуть с шеи и впилась в его ногу, чуть выше колена.
Городские ворота подкрались незаметно, вокруг кипела жизнь, а Присцилла закипала изнутри. Она не могла спокойно соображать. Надеялась лишь на то, что он проявит к ней свое внимание, что она вновь забудется в его объятиях. Конная прогулка, стала хоть и приятным, но все же очень мучительным испытанием. Струны души нетерпеливо гудели, они жаждали что бы на них исполнил мелодию тот, кого заслуженно именуют - Маэстро. Слухи не передавали и половины из того, каким он был на самом деле. Харизматичным, соблазнительным, опьяняющим и от того очень опасным.
Они остановились въехав в город решая, куда двинуться дальше. Цираночка появившуюся возможность сочла шанс. Скрыться от Лютика в толпе наполняющих город, делая его схожим с муравейником, показалось артистке более простой задачей. От умелого ловеласа нужно было бежать, обходить его за несколько миль, не пересекаться даже взглядами. Умоляющий тон заставил ее сердце заныть, как же она хотела остаться рядом, набиться к нему в компаньоны и уехать на край света. Но благоразумие и целеустремленность взяли вверх над желанием и влюбленностью. Путешествуй она с ним, и о ней бы знали только как о тени маэстро Лютика, она была бы безымянной ученицей, подмастерьем. А хотелось, что бы ее воспринимали отдельно от всех, что бы люди могли складывать свое впечатление по ее песням, музыке, голосу. Решение подарить сердце искусству было принято безапелляционно.
Оставив на щеке ее кавалера сладкий поцелуй, Цираночка воспользовалась моментом остановки и ловко съехала по боку лошади на землю.  Отстегнула свою лютню и подхватила сумку. Она обернулась к барду и помахала ему рукой, нежно и медленно. На губах заиграла улыбка, Прис вложила все свои актерские способности, что бы показаться озорной и веселой, но печальные глаза выдали ее настроение. Прощаться она никогда не умела, это рвало ее душу на части, терзало.
- До встречи на одном из многочисленных озер, Маэстро, - звонкой трелью соловья, на одном дыхании, пропела она и не слушая ответа завернула перепуганным зайцем за угол. Менестрель наверняка будет обижен, а она была бы не способна вынести этого взгляда вновь. Уж лучше от досады он найдет какой-нибудь пышно украшенный, подобающий ему, трактир и исполнит утреннюю песенку. Когда вся Редания, как обещал Лютик, будет ее напевать, маэстро не сможет ее забыть, а это большее на что она смела надеяться после своего побега.

Вечер становился достаточно поздним. Плотно отужинав, обзаведясь неплохим номером в простеньком трактире, заработок еще не был столь велик, что бы позволить себе больше комфорта, Цираночка выступала. Ее песни сменяли одна другую, и публика была положительно расположена. В основном завсегдатаи данного бара отличались даже умытыми рожами и чистыми рубахами, но были среди них и те, чьи взгляды вызывали страх. Они смотрели на трубадуршу, как коршуны, она, в свою очередь, старалась не придавать этому слишком много внимания. К тому же, невольно, возвращалась мыслями к воспоминаниям. Ощущение прикосновения теплой кожи к губам не покинуло ее за многие часы. В промежутках между песнями, отпивая из кружки с добротной медовухи, девушка нет-нет, да и касалась своих губ. Они пылали, как лесной костер. Периодически, Прис корила себя за свою несдержанность, за поцелуй поставивший точку, но еще чаще, за побег. Ей стоило остаться, стоило предложить отобедать, провести день вместе. Может быть он даже вызвался бы показать город. Но она струсила, а он исчез, как солнце за тучами.
- Э, бард! А что повеселее можно? - прерывая, одну из классических баллад про героя посвятившего себя свершению подвигов во славу прекрасной дамы, спросил один из "коршунов". Цираночка поперхнулась словом от такой наглости, ее пальцы соскользнули по струнам, от чего лютня недовольно ахнула. Решив, что день и без того был длинны и трудным, а поиск проблем на задницу никак его не облегчит, менестрель тяжело вздохнула, оставляя едкие комментарии по поводу вкусов данного индивидуума при себе и выискивая в уме подходящую контингенту песню. Веселую, лихую, которая бы привела их в восторг.
- Ну что же, если народ желает веселого, ни один бард не откажет в этом удовольствии. В таком случае, я исполню одну из песен маэстро Лютика, надеюсь, это придется по нраву вашей компании? - девчушка не тушуясь озорно подмигнула и поставив ногу ну одну из скамеек запела песню, которую бард посвятил ей с утра. Это было первым что пришло в голову, к тому же, переборы ближе к концу были повеселее. Ей и самой не мешало взбодриться и избавиться наконец от наваждения. Мелодия закончилась феерично. Мужичье ржало и, когда шапочка с пером слетела с головы выписывая в воздухе замысловатую фигуру, а ее хозяйка согнулась в шутливом поклоне, щедро сыпануло в головной убор звонких монет.
Отойдя от столиков блондинка пересыпала их в свой кошель, после чего вернула шапочку на прежнее место. Неплохой вечер, неплохой город. Публика довольна, трактирщик тоже. Он пересчитывая свою выручку с широкой улыбкой то и дело поглаживал седые усы и удовлетворенно хрюкая. Не выдержав общего гомона, желая сбежать в очередной раз, но теперь уже от мыслей и общества, Цираночка выскочила на задний дворик и подняла глаза к небу. Оно было не настолько прекрасным как вчера. Облака плотным пуховым одеялом скрывали звезды, а луна и вовсе была с другой стороны дома, пряталась, как пристыженная барышня. Сложно было осуждать бледную красавицу за такое решение, Прис и сама была в том же положении. В глубокой задумчивости очередная "яма" оказалась незамеченной на пути. Трубадурша осознала, что что-то не так лишь когда темная тень легла ей на лицо, а чужие руки ощутимо сжали талию. Она перевела взгляд с неба и увидела того самого заказчика, что столь грубо прервал ее выступление. Попытка сбежать была оборвана, а спиной блондинка ощутила стену, мужик же продолжал напирать.
- Я понял, это... про вертел... ща все буит! - хамовато сообщил он сплевывая в сторону и воровато осмотрелся по сторонам, Присцилла тоже осмотрелась,  во дворике было пусто. Придя к такому же умозаключению незнакомец перевел свои руки выш вызвав у певицы протестующий крик. Губы, которые все еще горели от трепетности дневного инцидента, накрыла широкая мужская рука заглушив недовольство той, чье тело начали самым беспардонным образом ощупывать и освобождать от одежды.

Руки ползли по телу как будто покрывая его слоем грязи. Словно неприятная жижа пролегла от талии к девичьим прелестям, скопившись на последних ощутимым толстым слоем. Такая разнузданность кого-то столь нежеланного вызывала тошноту и головокружение. Будь Присцилла благородной дамой из высшего общества, она лишилась бы чувств, но таковой она, к сожалению, не являлась. Тело сковал ужас, а мысли чернилами каракатицы растеклись по мозгу. Мечты разрушились волнами о скалы реальности. Что же, сладкоголосые барды не описывали в своих балладах, по которым юная Цираночка познавала жизнь, о подобных нахалах. Можно было не сомневаться, что она выучит этот малоприятный урок и больше не повторит его, но цена таких занятий была до болезненного дорогой.
Когда надежды на спасение уже не было, а мужик одной рукой расправился с путаницей завязок на одежде Прис из темноты с агрессивным криком выскочила фигура, которая всколыхнула в сердце восторг и безграничный ужас. Голос, пусть даже и искаженный злостью, было сложно не узнать, он принадлежал Лютику, в этом не было сомнений. Как же ей не хотелось, что бы его глаза, прекрасные голубые глаза увидели ее в столь мерзком положении. Ровно настолько же она была обрадована помощью из вне. По крупицам, отчаянно ей возвращали гармонию ее внутреннего мирка, стирая переживания и панику.
Силы были не равны, это стало понятно достаточно быстро. Бард, чьи руки хотя и были крепки, но оставались все же руками человека искусства, явно проигрывал. Первая струна души оборвалась, когда кулак бугая вписался в область ребер трубадура, вторая, когда действие повторилось и послышался неприятный слуху хруст, фальшивый, не правильный. Маэстро начал оседать на землю, а громила явно не собирался отступать. В тот момент, когда он заносил ногу над лежащим на земле, забыв о девице, ставшей яблоком раздора между дерущимися, девица занесла свою ногу над его наливными яблочками. Удар был от всей многострадальной женской души. Сочным, звонким, со спины.
Громила упал на колени, голося матом на всю улицу, а девушка подскочила к своему бессознательному герою тревожась лишь об одном, что он может не дышать, ее сердце ухнуло вниз от столь трагичных мыслей. Переворачивая Лютика на спину она пыталась разобрать его дыхание, уловить жив ли он. Грудь под дрожащей рукой все же вздымалась, это принесло облегчение. Следующим даром судьбы была охрана ввалившиеся на задний двор.
Водоворот событий закружил увлекая за собой. Трактирщик помог ей перенести барда в ее комнату и согласился позвать медика, с последним Присцилла с трудом сторговалась расплатиться всеми финансами, которые были в ее распоряжении. Когда кошель опустел полностью, а меди принялся раздевать отважнейшего из всех мужчин, Цираночка поспешила покинуть комнату. Спустившись на первый этаж, позволив профессионалу заниматься своей работой без глаз за спиной менестрель договорилась с трактирщиком бесплатном ночлеге за многочасовые выступления, с тем нюансом, что драк больше по ее вине происходит не будет. Не то что бы она затевала первую, но спорить с хозяином заведения не хотелось, себе дороже. Так или иначе, пока пострадавший не встанет на ноги, вечно бегущая из города в город засядет в этом.
Вернувшись к двери с кувшином медовухи, Прис смиренно дождалась пока комнату покинет человек науки и разузнала, как она может быть полезна и что собственно произошло с тем кто сражался как разъяренный лев. Картина была не утишительной - ребра были треснуты и с этой новостью на впечатлительном сердечке блондинки тоже залегла глубокая трещина. Она поспешила войти, дабы герой сегодняшней ночи не оставался надолго один. Лютик лежал на кровати прикрытый одеялом, его торс избавленный от одежды был обмотан бинтами, казалось будто бы он спит, вот только Цираночка видела своими глазами причины этого "сна" и не повелась на такую иллюзию, он был безсознания, все еще. Она поставила поближе деревянный стул и нагнувшись к кровати, уткнулась в нее лицом, чуть подальше от тела спасителя, не желая своей неловкостью навредить или разбудить. Пальцы правой руки нашли тепло его ладони и сжали. А Присс, которая держалась все это время, позволила себе несколько мгновений слабости, заливаясь горячими слезами и жалобно всхлипывая. Ситуация, в которой другие люди страдали из-за нее, казалась ей не справедливой, отвратительной, гораздо ужаснее той, что чуть было не произошла с ней самой.

Сердце сжималось и не хватало сил посмотреть на несчастного больного. Заливая горькими слезами постель, Присцилла упустила момент пробуждения своего героя. Почувствовала лишь когда прозвучал надломленный, сиплый голос, когда горячие длинные пальцы успокаивающе сжались на ее ладони. Он начал гладить ее по волосам, перебирать их невесомо, приведя золотые локоны в движение, лаская кожу головы. Это осушило поток слез и заставило Цираночку взять себя в руки. Рано оплакивать того, кто еще не умер, нужно было спасать его. Забота и страх потерять барда всколыхнули чувства, подогретые неосмотрительно брошенным словом "любимая" Прис пошла на поводу у своего импульса. Она сжала плечики друга, показавшимися сейчас такими хрупкими и беззащитными. Прижалась к его щеке своей, мокрой и соленой от слез, а после резко отпрянула, поспешно вытирая следы недавней слабости.
- Не случилось, все в порядке... - желая занять руки и помочь самому больному на свете, который так отчаянно нуждался в опеке и любви, Цираночка наполнила дрожащими руками стакан водой. Боязливо, медленно, перехватила плечи менестреля чуть приподнимая его, позволяя приникнуть губами и избавиться от жажды. Как же было страшно сейчас его касаться, казалось, одно неловкое движение и он разобьется на мелкие кусочки, а с ним и ее сердце. При тусклом свете от свеч на столе, он казался таким бледным, слабым, но необыкновенно родным.
- Я не плачу, - глупо было надеяться, что чуткий музыкальный слух не раскроет ее недавней минуты отчаянья, что щека, к которой она так крепко прижалась, не почувствует влаги. Стало стыдно, неловко, вновь, она демонстрировала себя маэстро с не самой благородной стороны, - Твои ребра, они... треснули, и...и...извини меня, я ужасно виновата.
Голос дрожал и надламывался, в груди не хватало воздуха, что бы выразить все то, что так хотелось. Подходящие слова никак не находились, прятались под всхлипами и хлюпаньем распухшего, покрасневшего носа. Ресницы опять намокли, но Присцилла сдержалась, взяла себя в руки. Ему была необходима сильная и уверенная в себе сиделка, а не размазня. Смочив платок Цираночка медленно обтерла лицо своего спасителя, нерешительно перешла на шею, переводя тонкую ткань кончиками пальцев.
- Приходил медик, он тебе помог, остальное уже будет зависеть от времени и твоих внутренних сил. Я буду рядом и буду помогать, правда, по вечерам мне придется уходить ненадолго. Договорилась с трактирщиком, что мои выступления покроют этот номер. Лютик, если когда-нибудь что-то подобное повториться, прошу тебя, не рискуй собой так, я чуть не умерла от страха и переживаний. Лучше бы этот мужик сделал со мной то, что задумал, - ладонь оставила платок на лбу трубадура и легла на его щеку, большой палец медленно поскользил по контуру нижней губы. Сильнее прежнего захотелось прижаться к ним своими, отблагодарить героя, но дневной договор сковал, не позволяя добиться желаемого. Какой же глупой, сейчас, казалась эта детская мечта, такой тривиальной. Правда реального мира была таковой, что вещи гораздо интимнее поцелуя, чуть было не случились на заднем дворе простого трактира, с человеком, который был максимально ей противен. Желание обождать, воплотить фантазии испарилась под гнетом суровой действительности. Однако, менестрели договорились сделать это на озере, Цираночка дала свое слово, а Лютик с жаром его забрал. Поэтому, Прис оставалось лишь одно, она нагнулась, опираясь о свободную руку, дабы не коснуться мужской груди, не вызвать приступа боли, и приникла губами к уголку его губ слегка защипнув самый краешек нижней. Поцелуй не длился больше пары секунд, смущение принудило поспешно отстраниться и стушеваться. О чем она только думает в такой момент, о какой благодарности, если чудовищная мука боли безжалостно терзает тело столь талантливого музыканта.