Боль, сильная, тягучая, заполнила все пространство. Вода, которая взорвалась блестящими каплями от падения, попала в глаза принудив зажмуриться и слепо моргать. Действия разворачивались быстро, слишком быстро, что бы Цираночка успела уловить их взглядом, понять что происходит. Один за другим утопцы падали в воду от невесть откуда взявшегося Ламберта. Он выглядел уверенным, сильным и собранным. Драка была далека от тех, которые принято воспевать в балладах, грубая, жестокая, лишенная романтизма. Суровые реалии заставляли ведьмака действовать наверняка, убивать одним ударом, молниеносно и резко. Он действительно походил на озлобленного волка, сдвинутые брови, побелевшие костяшки пальцев и взгляд пропитанный ненавистью к тому, против кого он сражался. Это одновременно вызывало восхищение и жутко пугало. Цираночке не хотелось самой столкнуться с этим взглядом. Она вздрогнула, когда лицо оросила темная кровь утопца и рефлекторно стерла ее рукой. Когда с врагами было покончено, бард перевела взгляд на воду и изумленно ахнула, осознав, что рядом с ней все мутно-красного цвета. Три полосы на ребрах постоянно выплевывали новые порции крови, принудив щеки побледнеть от такого вида. Раны мучительно пульсировали и Присцилла прикрыла их рукой, толи пытаясь убаюкать саднящее место, толи что бы глаза не видели этого ужаса.
Мужчина повернулся к ней вызвав желание сжаться, показаться мельче и спрятаться под водой от его глаз. Сказать, что он выглядел недовольным, значит ничего не сказать. Да уж, повезло же ей наткнуться в этом озерце на таких тварей, не стоило все-таки отправляться купаться одной. Предупредив, что ей станет больно, Ламберт взял ее на руки. Он не соврал, движение вынудило ее охнуть от боли. В глазах стремительно темнело, но Присцилла мужественно прогнала наваждение прикусив нижнюю губу и застонав. Она позволила себе пару раз выразиться совершенно неприличным образом касательно тех трех ублюдков, которые появились из ниоткуда и замолчала. Высказывания не принесли должного успокоения, не облегчили боль.
Дойдя до лагеря, охотник на чудищ оставил ее на бревне, накинув на плечи свою куртку и Цираночка принялась покорно ждать. Боль усиливалась, рука прижатая к ранам не сдерживала кровь, которая текла по животу и капала на землю у босых ступней. Становилось слабо, как будто бы с каплями ее покидала и жизнь. Холод, колючий, неприятный, вынудил сжаться. Пачкать вещь мужчины не хотелось, но пришлось укутаться в куртку посильнее. Веки закрывались, а мысли становились рваными. Ламберт вернулся прося ее выпить что-то, и дрожащей рукой она приняла колбу.
Жидкость была омерзительной, набрав ее в рот, показалось, что проглотить будет невозможно. На глаза проступили слезы отчаянья. Сделав над собой усилие, Цираночка все же справилась со сложной задачей и жалобно всхлипнула не то от боли, не то от отвращения к тому, что ей пришлось в себя влить. Желудок неприязненно сжался. Меж тем ведьмак уже бинтовал ребра, ее попытки скрыть больное место были решительно прерваны. Охотник действовал так же быстро, как и в случе с утопцами, только, если последних он не щадил, к Цираночке прилагал максимум заботы и внимания. Его огрубевшие пальцы скользили по коже почти невесомо, становилось щекотно от таких трепетных касаний. Бинты белой змеей ложились ровно и плотно, это вызывало новую боль, хотелось сбежать от них, отстранится. Тем не менее, подобные попытки не завершались успехом, Ламберт их будто бы даже не замечал. Последним проявлением его нежной заботы стало два одеяла, в которые он буквально завернул Цираночку сделав ее похожей на большую и упитанную гусеницу. С благодарностью принимая теплоту, менестрель не стала спорить против этого, лишь укуталась посильнее, что бы хоть как-то отогреться.
Однако, отвлечься надолго не удалось. Желудок не был согласен оставлять в себе столь отвратительное пойло. Он не был капризным существом и мог сносить многие трудности судьбы, однако, это показалось ему уже слишком неправильным. Трубадурша еле успела отвернуться и нагнуться, как ее совсем неблагородным образом вырвало в ближайший же куст можжевельника. На лбу выступила испарина.
- Если нужно было, что бы меня стошнило, стоило об этом сказать, я бы пальцы в рот засунула и обошлись бы без столь отвратной дряни, - Прис сползла с бревна опустившись на землю и откинулась на него спиной. Слабость не прошла, напротив, стало сложно удерживать равновесие даже сидя. Стало безмерно жарко, как в августовский день на солнцепеке. Ребра щипало, возникало не шуточное желание содрать с себя бинты. Увы, даже просто выбраться и кокона одеял толком не получалось, что уж говорить о бинтах. Ужасно хотелось попросить ведьмака избавить ее от этих мучений, но еще при первой встречи с Ламбертом, бард дала слово не жаловаться и не капризничать и не стремилась его нарушать.
- Мне нужно выпить, - в голосе появилась некоторая сиплость и усталость. Хотелось закрыть глаза, немного отдохнуть, словно она выступала на протяжении суток. Каждое движение становилось тяжелым, медленным, затруднительным, будто бы одеяло связало ее по рукам и ногам. Выпить на самом деле не то что бы и хотелось, скорее так, пригубить, что бы успокоить нервы, избавиться от стресса и все-таки забыться сном, провалиться в безопасность которого Цираночка уже начинала мечтать.